Неточные совпадения
Веревкин красноречивым
жестом добавил то, что
язык затруднялся выразить.
Женщины в фартуках всплескивали руками и щебетали скоро-скоро подобострастными и испуганными голосами. Красноносая девица кричала с трагическими
жестами что-то очень внушительное, но совершенно непонятное, очевидно, на иностранном
языке. Рассудительным басом уговаривал мальчика господин в золотых очках; при этом он наклонял голову то на один, то на другой бок и степенно разводил руками. А красивая дама томно стонала, прижимая тонкий кружевной платок к глазам.
Из вагонов, сияющих насквозь веселыми праздничными огнями, выходили красивые, нарядные и выхоленные дамы в удивительных шляпах, в необыкновенно изящных костюмах, выходили штатские господа, прекрасно одетые, беззаботно самоуверенные, с громкими барскими голосами, с французским и немецким
языком, с свободными
жестами, с ленивым смехом.
— Если так, то… — сказал Вибель и, встав с кресла, поспешил поплотнее притворить дверь, что он, наученный, вероятно, прежним опытом, сделал весьма предусмотрительно, ибо в эту дверь подсматривала и подслушивала его молодая супруга, которой он сделал свой обычный повелительный
жест, после чего она, кокетливо высунув ему немного
язык, удалилась, а Вибель запер дверь на замок.
— Это уж свойство
языка, он — беден и требует
жестов…
Часто при этой пытливой работе ему казалось, что он утрачивает совершенно свое «я», до такой степени он начинал думать и чувствовать душою другого человека, даже говорить его
языком и характерными словечками, наконец он даже ловил себя на том, что употребляет чужие
жесты и чужие интонации.
Правда, оно совершенно парализует ноги, лишает
жесты их обычной выразительности и делает неповоротливым
язык, но голова остается все время ясной, а дух — веселым.
Полисмен Уйрида начал довольно обстоятельный рассказ на не совсем правильном английском
языке об обстоятельствах дела: о том, как русский матрос был пьян и пел «более чем громко» песни, — «а это было, господин судья, в воскресенье, когда христианину надлежит проводить время более прилично», — как он, по званию полисмена, просил русского матроса петь не так громко, но русский матрос не хотел понимать ни слов, ни
жестов, и когда он взял его за руку, надеясь, что русский матрос после этого подчинится распоряжению полиции, «этот человек, — указал полисмен пальцем на «человека», хлопавшего напротив глазами и дивившегося всей этой странной обстановке, — этот человек без всякого с моей стороны вызова, что подтвердят и свидетели, хватил меня два раза по лицу…
Все в нем дышало дворянским побытом, все: и колоссальная фигура, и
жест, и голос, и
язык, и манера одеваться. На нем еще менее, чем на Герцене, отлиняла долгая жизнь за границей.
Так что
языка живых лиц, того
языка, который в драме есть главное средство изображения характеров, нет у Шекспира. (Если средством выражения характеров могут быть и
жесты, как в балете, то это только побочное средство.) Если же лица говорят что попало и как попало, и все одним и тем же
языком, как это происходит у Шекспира, то теряется даже и действие
жестов. И потому, что бы ни говорили слепые хвалители Шекспира, у Шекспира нет изображения характеров.
Но как ни сильно может быть выражено в одной сцене движение чувства, одна сцена не может дать характера лица, когда это лицо после верного восклицания или
жеста начинает продолжительно говорить не своим
языком, но по произволу автора ни к чему не нужные и не соответствующие его характеру речи.
Казнь происходила на Васильевском острове, у здания Двенадцати коллегий, где теперь университет. Один из палачей нагнулся, между тем другой схватил ее руками, приподнял на спину своего товарища, наклонив ее голову, чтобы не задеть кнутом. Свист кнута и дикие крики наказуемой разносились среди тишины, наполненной войском и народом, но казавшейся совершенно пустой площади. Никто, казалось,
жестом не хотел нарушать отправления этого жестокого правосудия. После кнута Наталье Федоровне вырезали
язык.
С этим он сейчас же произнес на своем
языке какое-то нам непонятное слово, и один молодой красавец наездник из отряда в ту же минуту повернул своего коня, гикнул и исчез в ущелье. А старик молчаливым
жестом руки дал нам знак остановиться.